Последние слова она вдруг почти прокричала своим пронзительным голосом. Евгений вздрогнул и прекратил метаться по комнате. Ну конечно, все так просто! И как он не мог уразуметь этого сам! Княжна жаждет владеть им, любить его, но не как племянника!

Повисло молчание. Только бесстрастно отбивали ход старые напольные часы, стоявшие в углу. Татьяна Аркадьевна собиралась с мыслями, а потом произнесла:

— В моих поступках много неправедного, это верно! Но причина только в тебе, в той безумной любви, которую я испытываю к тебе. И не делай вид, что ты не понимал этого. Ты просто не придавал значения чувствам человека, живущего рядом с тобой. Еще бы, ведь я вроде как прихожусь тебе теткой, и поэтому я должна любить тебя как сына своего брата! Но я не родня тебе и могу позволить себе любить тебя безо всяких табу! Поэтому я заставила тебя… э… почувствовать мою плоть и радость обладания ею, полагая, что подобный шаг откроет тебе глаза и свяжет нас намертво тайной несуществующего греха. Лидия входила в мои планы, ее убожество должно было быстро разрушить ваш брак. Что и произошло. Но потом, потом ты исчез, якобы поехал ее искать и требовать развода. Я терялась в догадках, не спала ночами, пытаясь понять, что с тобой происходит. И ответ мне пришел сам собой в виде мадам Ковалевской, которая искала свою дочь-беглянку. Так я узнала, что у меня появился страшный и настоящий соперник. Я впала в отчаяние, считая свою игру проигранной, а тебя потерянным. Поставила на себе крест и смирилась. Решила замуровать себя в стенах этого дома и ждать смерти. И вот ты явился! Чего тебе надобно от меня?

Всю эту речь Татьяна Аркадьевна произнесла с трагическими интонациями, которые ей весьма удались. Свет неяркой лампы не позволял Евгению разглядеть выражение ее глаз. Иначе там бы он увидел не скорбь и жалость к самой себе, а напряженное внимание за его реакцией.

— Вам нечего более бояться, Надежда Ковалевская скончалась. А с нею и мои мечты переменить жизнь! — Верховский произнес это с искренним глухим отчаянием.

— А зачем менять, пусть все идет своим чередом. Внешне все может оставаться абсолютно неизменным, — произнесла многозначительно княжна, ожидая, что князь сам произнесет заветную мысль, к которой она тонко его подводила.

— Но ведь у меня по-прежнему есть жена, и она тоже владеет этой тайной. Вот кто погубит меня, если захочет!

— Я полагаю, что могут сложиться такие обстоятельства, которые вынудят ее собственными руками уничтожить проклятый дневник.

Евгения так заинтересовала эта мысль, что он даже не обратил внимание на тот факт, что ни разу не упомянул вслух о том, что бумаги имеют форму дневниковых записей.

После поездки к Татьяне Аркадьевне прошло два месяца. Князь почти безвылазно просиживал дома, почти не навещал давнишних приятелей, да и они теперь чаще предпочитали другие места для увеселительных встреч. Евгений стал брюзглив, раздражителен и скучен в своей меланхолии и тоске. Но пребывать в одиночестве его натура никак не могла, поэтому мало-помалу он вновь стал общаться с Лидией, позволяя ей нести в своем присутствии всякую чепуху и перемалывать сплетни. Постепенно княгине вновь было дозволено посещать его половину, а вскоре и сам Евгений, словно махнув на прежнее рукой, возобновил свои посещения жениной спальни. Казалось, от былой враждебности не осталось и следа. Лидия не знала, что и думать. Она ходила на исповедь к батюшке, и тот утешил запутавшуюся рабу Божью. Дескать, Господь услышал ее молитвы и наставил неверного супруга на истинный путь. Княгиня вновь принялась мечтать о семейной идиллии, наивно полагая, будто только из одних этих мечтаний можно создать подлинный рай в своем доме и в своей постели. Муж, правда, напоминал ей остывший самовар. Вот вроде только кипел, переливался через край, а теперь точно замерз. Уж она старалась раздуть уголья прежней страсти, но, увы, прошлые высоты им уже стали недоступны. Впрочем, это Лидию не очень огорчало, она думала, что и слабого тления угольков достаточно для поддержания семейного тепла. А вдруг искорка да и проскочит? Глядишь, потом и ребеночек народится! Со стороны казалось, что в княжеском семействе воцарилось некое подобие мира и согласия. Лидия и не предполагала, во что ей обойдется такая непростительная потеря бдительности!

Однажды, сытно пообедав, супруги предались сну, а проснувшись, любовной неге. В доме стояла жара, как и за окном. Тяжелые занавеси не спасали от удушающей духоты последних летних дней и пыли большого города. Княгиня, совершенно разомлев, разложила свои огромные телеса на большей части супружеского ложа и томно произнесла:

— Надеялась, мой друг, порадовать вас приятным известием. Думала, что уж в этом месяце точно не наступит обычной дамской хандры, ан нет, все на своем месте! Опять не получилось у нас дитя! А так хочется родить княжонка!

— Хм! — ухмыльнулся князь. — Зачем нам лицемерить друг перед другом, если мы оба знаем правду!

И он впустил в потолок ароматное кольцо папиросного дыма.

— Да что с того, что мы знаем, больше-то не знает никто! А мы уж говорить никому не станем! — княгиня громко засмеялась, разгоняя пухлой рукой папиросный дым, а Верховского покоробило от этого грубого, почти мужского смеха.

— Эта тайна уже не только наша! — уныло произнес Евгений.

— Ты имеешь в виду Христианова, или как его там, Еремеева? Так чего его бояться, если доказательств у него нет! Одни слова, кто им поверит?

— Я вовсе не его боюсь, — еще более печально проговорил муж. — Ты совсем забыла о Татьяне Аркадьевне. Оказалось, она все знает и знала всегда, да только раздумывала, когда ей повыгодней воспользоваться этими сведениями. Боюсь, что момент настал!

— Но с чего ты взял! — изумилась Лидия и села на постели, поправляя съехавшую бретельку, которая с трудом удерживала пышную плоть.

— Я говорил с ней весною, она обозлена и обижена на нас. Если вдруг появится маленький наследник, вот тут она и предъявит свои права!

— Но ведь доказать без документов ничего невозможно!

— Полно, Лидия! Не будь столь наивной! Всегда можно найти людей, которые под присягой подтвердят, что видели или чудесным образом помнят в мельчайших деталях все, что угодно. Даже если их и рядом не было никогда!

Княгиня фыркнула и спрыгнула с кровати, от чего гулко ухнули пол и мебель в комнате.

— Ну, так не бывать этому! Я выходила за князя, а не за сына камердинера! Так это и останется!

Она решительно двинулась к себе, а Евгений проводил жену задумчивым взором. Кажется, проглотила рыба наживку!

И словно в продолжение их разговора буквально на следующий день явилась княжна. Она заселилась в своих прежних апартаментах и почти не выходила оттуда. А если и появлялась, то имела крайне недовольный и подозрительный вид, словно задумала какую-то пакость. Так, во всяком случае, показалось Лидии.

Прошло несколько дней, и вот однажды Татьяна Аркадьевна скучающим взором изучала из окна улицу, спешащих прохожих и проезжающие экипажи. Вдруг ее взор загорелся, стал пристальным и острым. В дом Верховских вошел посыльный. Легко и стремительно, почти бесшумно княжна слетела вниз по лестнице. Толстый пакет на имя княгини Верховской лежал на столике. Сейчас за ним придет горничная и отнесет адресату. Татьяна Аркадьевна успела прочитать имя отправителя. Пакет пришел из солидной нотариальной конторы. Княжна удовлетворенно ухмыльнулась и, заслышав спешащую вниз горничную, быстро удалилась к себе.